2023-11-30 — начал дополнять статью новым фактическим материалом, как вдруг стало ясно, что две статьи о захоронениях каналоармейцев у Ивакино просятся объединиться. Что и сделал — в текущую замешана статья «Старый погост у Клязьмы» и общее название изменено на «Захоронения каналоармейцев у Ивакино». Изложение стало логичней.
2019-03-17 — первый вариант статьи.
В уже далёком 1991 году мой отец написал письмо в химкинскую газету «Вперёд» с воспоминаниями своих родителей о захоронениях около Ивакино и госпитале в бывшем поместье Рахманова:
«Хотел бы сообщить о двух безымянных местах захоронений периода сталинских репрессий, которые показали мне моя мать и покойный ныне отец. Они относятся к периоду 1933-1935 годов, когда строился канал имени Москвы.
Одно из них находится на краю леса между деревнями Терехово и Ивакино, примерно в полутора километрах от молодежного центра «Олимпиец». На заросшем лесом участке еще сохранились небольшие холмики групповых захоронений, участок можно опознать по плохо сохранившемуся рву (канава глубиной около полуметра). К сожалению, размеров участка я не знаю, возможно пятьдесят на пятьдесят метров или более. Никаких отличительных знаков на нём нет, а время не пощадило могил. Ныне здесь посажены молодые ели…
Другое захоронение совсем не имеет следов. Его месторасположение – в перелесках рядом с полем, по ходу автобуса № 11. Сначала хоронили здесь, но так как это место граничило с колхозным полем, то в дальнейшем колхоз воспротивился этому, и место захоронения перенесли на край леса.
По рассказам родителей, живущих в деревне Ивакино, там закапывали погибших от тяжёлых условий, травм, умерших от болезней и голода строителей. В массе своей они состояли из репрессированных, в основном с участка канала между поселком Старбеево и деревней Терехово, с так называемой Глубокой выемки. Ежедневно по четыре – семь трупов свозили из госпиталя, созданного в поместье Рахманова деревни Ивакино. Впоследствии там находился Рахмановский детский дом, а в настоящее время на этом месте расположены хозслужбы молодежного центра»[1].
Лагерная больничка расположилась в бывшем поместье Георгия Карповича Рахманова, профессора метеорологии МГУ, у деревни (села) Ивакино-Покровское. Поместье было им приобретено в первые годы XX века, где был построен новый усадебный дом, просуществовавший до середины 1970-х годов. Последнее упоминание о проживании Георгия Карповича с семьёй в Ивакино-Покровском относится к 1919 году[2], вероятно к середине 1920-х годов поместье было национализировано.
Там же, в бывшей усадьбе Рахманова, в начале строительства канала заселились вольнонаёмные строители канала, о чём живописно рассказывает заметка из газеты «Красногорский рабочий» 1932 года:
Остались ценнейшие воспоминания о лагерной больнице Хлебниковского района строительства, оставленные Леонидом Иннокентьевичем Гайдукевичем, бывшим заключённым Дмитлага, работавшем на Хлебниковском участке и попавшем в «больничку» в качестве контингента СК (слабосильной команды) на восстановление сил:
«Лагерь СК находился недалеко от Хлебниково. Здесь содержались каторжане, истощенные пытками и болезнями, измученные тюрьмами, весьма тяжелой работой на канале. Они-то ежедневно по одному, а то и больше, отправлялись отсюда навечно в то самое «светлое будущее коммунизма». Трупы их без каких-либо гробов, похоронных процедур зарывались в откосе канала.
По сравнению с Хлебниковским лагерем, лагерь СК казался нам курортом. Освобождение от каторжных работ, трехразовое питание в день, чистый воздух да чудные трели соловья близ лагеря, благоприятное действовали на многих, казалось бы обреченных на верную смерть каторжан. Но и тут, к большому сожалению, далеко не все возвращались в ряды строителей канала. Смертность была велика.
В лагере СК вкусную пищу нам готовил высокий тощий Ашот, повар-бакинец с четками в руках. Прошло несколько дней после моего сюда прибытия, как среди обитателей лагеря пополз слух: совершен побег! В тот день я вышел из барака подышать свежим воздухом. С любопытством смотрел на дорогу, по которой привели меня сюда под конвоем из Хлебниковского лагеря. В этот момент на дороге замаячил всадник, в штатском костюме на гнедом коне. Впереди всадника понуро брел мужчина среднего роста. То оказался всадником начальник лагеря СК, а впереди него брел беглец, с низко опущенной вниз головой.
Через дней десять здоровье мое пошло на поправку. Заметно крепли силы, улучшилось настроение. Под конец «курортного» пребывания, перед обедом меня вызвал лагерный врач к себе в кабинет. Он обратился с такими словами: — у меня, Леонид, к тебе просьба, откладывая в сторону за столом какое-то дело, найди напарника себе и с ним захорони труп заключенного, скончавшегося от острого сердечного приступа. Труп находится здесь недалеко, в сарае.
— Слушаюсь, доктор, все будет сделано честь по чести, — четко ответил я. В напарники взял невзрачного Кольку. На вид курносому Кольке от силы можно было дать лет десять-двенадцать. В лагере СК он пристал ко мне, как банный лист, повсюду следуя рядом. Возможно объяснялось это тем, что я был старше его, но оба мы отбывали срок по одной и той же 35-й статье. Несмотря на невзрачный рост, он имел за плечами уже солидный воровской стаж. На воле он первым проникал через открытые форточки в обворовываемые квартиры.
Зайдя в сарай, мы увидели телегу с сеном, с жадностью поедаемое гнедым мерином. В углу на полу лежал желтый крохотный труп старика-узбека, одетый в такие же как на мне арестантские брюки и рубашку, с босыми ногами. Сверху лицо покойника прикрывала узбекская тюбетейка. Глянув на труп, в моей голове сразу мелькнула критическая мысль: «Какой же это «острый сердечный приступ?» Если на покойнике одна кожа да кости, то есть самая настоящая дистрофия» Рядом с трупом торчала штыковая лопата, с деревянным черенком.
Поднял я труп на руки, не почувствовав никакой тяжести. Колька взял на плечо штыковую лопату. У проходной к нам присоединился без оружия приземистый стрелок охраны. Втроем молча мы зашагали к откосу канала. Отрыли в откосе неглубокую яму, опустили на дно ее труп, прикрыв морщинистое лицо той же тюбетейкой. Так не зная ни фамилии, ни имени покойника, мы засыпали яму. По указанию охранника аккуратно сравняли ее с землей откоса. За наш похоронный труд повар Ашот в обед угостил нас лишней тарелкой вкусного супа»[3].
Почему похоронили безымянного заключённого в отвалах в непосредственной близости от канала, что противоречит санитарным правилам? Вероятно события происходили до лета 1934 года, поскольку только 3 июля 1934 года, спустя почти два года от начала строительства, по Дмитлагу был выпущен приказ № 359 об упорядочении захоронений. В нём говорилось:
«Вопросу санитарного состояния кладбищ и отвода участков под них со стороны Нач. районов и санитарного надзора районов не уделяется должного внимания. Участки под кладбища занимаются произвольно без учета охранной зоны канала и расположения водоисточников. Кладбища не окопаны, не обнесены изгородью. Захоронение трупов производится небрежно и особенно в зимнее время (Южный район — Никольский и Щукинский участки, Северный район — Запрудня, Орудьевский район — Орудьево)». Предписывалось в месячный срок официально оформить такие захоронения, участкам, расположенным «недалеко от гражданских населенных пунктов», впредь пользоваться их кладбищами, а «самостоятельные кладбища открывать только в крайних случаях, согласуя… с начальниками санотделений и гражданскими органами санитарного надзора»[4].
Сложно сказать, соблюдался ли строго данный приказ.
В документах Химкинского городского архива нередко встречается упоминание «кладбища МВС» или кладбища «М-В-С», то есть Москваволгостроя, как в то время называлось строительство канала Москва-Волга, расположенного на территории ивакинского колхоза.
Например, в решении Заседания Президиума Красногорского Райисполкома от 25 ноября 1936 года за № 56 «О закреплении земли в бессрочное пользование за с/хоз.артелью им.15-го Съезда Советов РСФСР, дер. Ивакино, Петрово-Лобановского сельсовета»: «В массиве земель колхоза имеется земля неколхозная – в усадьбах неколхозников 2.00 га, под кладбищем 1.00 га и под полосой нагорной осушительной канавы МВС 0.50 га, а всего 3.50 гектар»[5].
И хотя принадлежность кладбища в данном документе не указана, следующий документ в явном виде указывает, что это кладбище относилось к строительству канала Москва-Волга. В выписке из протокола заседания президиума Райисполкома «О закреплении в вечное пользование земли за сельско-хозяйственной артелью им. 15 съезда Советов с. Ивакино» от 7 октября 1937 года: «Отметить, что в массиве земель колхоза имеются усадьбы рабочих и служащих, не членов сельско-хозяйственной артели на площади 2 га, под кладбищем МВС – 1 га и под полосой нагорной осушительной канавы МВС – 0,50 га»[6].
В Обосновании севооборота колхоза Ивакино, утверждённого 29 января 1948 года продолжает упоминаться кладбище землях колхоза размером в 1 гектар[7].
Однако в плане земель Ивакино по состоянию на 1947 год кладбище найти не удалось. В отличие от нагорной осушительной канавы МВС. Хотя канава на плане не подписана, она сохранилась до наших дней.
Из перечисленных документов оставалось неясным местоположение кладбища, но было найден «Протокол предъявления проекта границ земли пользования с/х артели им. 15-го Всероссийского с’езда советов при д. Ивакино» от 27 марта 1936 года, в котором всё таки указано примерное место его расположения: «Кроме того в массиве земель колхоза при аллее-дороге находится в лесном участке кладбище М-В-С, площадью 1 га»[8].
Для старожил Ивакино совершенно понятно, что это была за «аллея-дорога» – прямая просёлочная дорога, выходившая из деревни на юг и примыкавшая к «большаку», то есть к старому Рогачёвскому тракту у Химкинского леса. Кстати говоря, эта аллея был проложена ещё в те времена, когда Свиньины построили дом-усадьбу в Ивакино в начале XIX века и её хорошо видно на топографической карте 1852 года.
Дорога была обсажена с двух сторон берёзами и остатки дороги с выродившейся берёзовой аллеей до сих пор можно найти метрах в 20-30 западней современного шоссе, ведущего из Ивакино в Химки.
Это вполне совпадает с воспоминаниями, приведёнными И.В. Кувырковым в его письме в газету «Вперёд». Действительно, у описанной дороги была не только берёзовая аллея, но и несколько перелесков, вполне попадающие под описание «лесного массива». Устно, уже в сегодняшнее время, мой отец уточнил, что временное захоронение находилось в низинке, примерно посередине отрезка дороги от Ивакино до Химкинского леса. Позже (но когда – неизвестно), после возмущения колхозников, так как они обоснованно боялись заражения сельскохозяйственных земель трупным ядом, захоронение было перенесено на край Химкинского леса, которое хорошо помнили старожилы не только Ивакино, но и соседней деревни – Терехово.
Захоронение «на краю леса между деревнями Терехово и Ивакино», прекрасно заметно на местности по сей день. В детстве, в середине 1970-х годов я набрёл на это место, собирая грибы. Меня поразила неестественность леса в этом месте. Среди деревьев, на затемнённой лесной почве с редкой и хилой травой, резко выделялись пятна высокой и ярко-зелёной осоки. Причём пятна располагались ровными рядами через равные промежутки. Вернувшись домой, я спросил у бабушки, что это за место такое странное. Бабушка и мне тоже рассказала, что я набрёл на кладбище заключённых – строителей канала. А под каждым таким пятном лежит по несколько трупов, которых привозили туда на телегах. И попросила больше не ходить на это место.
Благодаря имеющей немецкой аэрофотосъёмке от 18 июля 1942 года (а прошло всего 5 лет с окончания строительства канала и многие детали ещё не уничтожила природа и время) можно составить схему расположений временного захоронения и существующего по сей день:
На аэрофотосъёмке можно частично рассмотреть ров, окружающий захоронение – тонкие светлые прямые линии, сходящиеся под углом:
Современные исследования местности показали, что опоясывающий захоронение ров прекрасно сохранился и сегодня. Его глубина так и остаётся около полуметра и вряд ли уменьшится в обозримом будущем.
Возвращаясь к приказу № 359 об упорядочении захоронений, можно предположить, что наличие рва говорит о выполнении этого приказа и захоронение создано не ранее лета 1934 года. Хотя есть и другая вероятность – имеющееся захоронение было окопано позже во исполнение этого приказа.
Захоронение представляет собой неправильной формы четырёхугольник, который хорошо виден на карте съёмки 1958-1961 годов.
Внутренняя часть четырехугольника засажена ровными рядами елей. По непроверенным данным, на послевоенных картах лесников этот участок леса был помечен как кладбище.
Удивительно, но на спутниковом снимке, сделанном американским спутником 28 февраля 1972 года этот ров хорошо различим по всему периметру:
Ямы захоронения были сосредоточены в южной части прямоугольника, дальней от дороги, и не заполняют участок полностью. Такое расположение захоронений вполне логично – телеги подъезжали со стороны дороги и достигали мест разгрузки по ещё некопаной земле. Но в настоящее время ямы на местности не различимы.
6 июля 2018 года в южной части захоронения членами православного Преображенского братства был установлен памятный крест, увековечившим память о погибших заключённых на строительстве канала Москва-Волга.
Но существует версия, что около Ивакино было и второе захоронение каналоармейцев.
Всё началось с того, что химкинский краевед Сергей Агеев в 2010 году опубликовал статью со следующим фрагментом о захоронении заключённых Дмитлага в районе Ивакино и Клязьмы:
«И еще об одном месте упоминается в рассказах старожилов – еще дальше к северу [относительно Химок – прим. И.К.], где-то в районе деревни Ивакино и реки Клязьма. О нем рассказал в августе 2008 г. житель поселка Старбеево, который в детстве видел строительство канала. Здесь похоронены заключенные, в основном уроженцы Средней Азии. Осенью 1932 года они начали работы на «глубокой выемке» в районе Старбеево и погибли от отравления болотными растениями, которые употребляли в пищу из-за голода. Отравление было массовым, тела умерших возили на лошадях в район Ивакино, где были вырыты братские могилы, большие котлованы. Тела клали рядами, пересыпая их известью и землей»[9].
В рассказах ивакинских старожил нередко встречается упоминание о «старом погосте». Все указывали точное место его расположения, но толком не могли рассказать, кого же там хоронили. «Старый погост» располагался (да и сейчас там же находится) на полпути по старой дороге от Ивакино в Трахонеево, ближе к Трахонееву, не доходя до оврага с ручьём, впадающим в Клязьму. Это место и мне хорошо известно. Ещё в начале 1970-х годов среди берёзовых перелесков на большой прямоугольной поляне, окопанной полузатянувшимся ровиком, мы с приятелями пытались искать грибы. Сама поляна представляла собой пустошь, начинавшую зарастать невысоким кустарником. Место было не грибным, поэтому и заходили мы туда редко.
Старожилы говорили, что «старый погост» очень древний и его забросили ещё в середине XIX века. Выяснилось, что «погост» совсем не древний. Потому что на старинных картах он отсутствует. Его нет на Плане генерального межевания села Успенского-Трахонеево 1766 года[10]:
Нет на Геометрическом специальном плане Успенского-Трахонеево 1847 года[11]:
И на карте 1852 года тоже его нет:
Известно, что близлежащее кладбище около Успенской церкви в Трахонеево испытывало проблемы с площадями. В 1892 году благочинный, в ведении которого была Успенская церковь, был вынужден обратиться в Московскую духовную консисторию с прошением о расширении кладбища. И его расширили: «под новое кладбище отвести одну десятину земли, отстоящую от здания той же Успенской церкви на двести восемьдесят саженей»[12]. Но по поводу «старого погоста» нигде и никаких упоминаний не нашлось, кладбище было расширено за счёт земли, прилегавшей непосредственно к храму, а не в версте от него.
Также же в метрических книгах Трахонеевской церкви за весь XIX век упоминаний о каком либо далёком погосте не оказалось – всех усопших хоронили «на приходском кладбище», которое и было расположено рядом с Успенской церковью. А если человека хоронили в другом месте, то так и записывали. Например, граф А.Д. Хвостов, владелец Ивакино, был отпет в Успенской церкви, а похоронен «при церкви села Ивакина»[13].
Но то, что «старый погост» был кладбищем, упоминается в рассказе жителя Ивакино Виктора Михайловича Ботвина 1930 года рождения. По его словам, осенью 1941 года вдоль правого, высокого берега Клязьмы, рыли окопы. Один из окопов прошёл через край «старого погоста» и наружу были выброшены человеческие кости и даже черепа.
Но не все старожилы вспоминали об этом месте как о «старом погосте». Бывшая жительница деревни Ивакино Галина Михайловна Точёнова (в девичестве Ботвина) 1932 года рождения в своём рассказе однозначно указала, что по рассказам её родителей на этой площадке хоронили умерших заключённых – строителей канала.
Место «старого погоста» у Клязьмы легко определить на топографической карте рубежа 1950-60 годов и на немецкой аэрофотосъёмке от 18 июля 1942 года.
На сегодняшний день различить «старый погост» на местности практически невозможно. Будучи в тех местах в 2011 году, мы с трудом нашли оплывшие рвы. Весь прямоугольник захоронения равномерно зарос березняком и слился с окружающими перелесками. Попытка хоть как-то запечатлеть границы с помощью фотоаппарата не удалась. Только ближе к реке Клязьме рвы сохранились получше и было хорошо различимо место, где по захоронению прошёл окоп 1941 года.
Сейчас же исследовать это место практически невозможно – владельцы парк-отеля «Олимпиец» сменились и наглухо перекрыли доступ на территорию, где расположен «старый погост». Идёт великая стройка компании «Самолет» которая разрушила как инфраструктуру «Олимпийца» с его спортивными сооружениями, так и остатки старинного парка, заложенного ещё в начале XIX века помещиками Свиньиными. Снесены и три многоэтажных корпуса гостиничного комплекса, построенного к Московской Олимпиаде-80.
При проведении археологических исследований перед началом строительства, руководитель археологической партии Антон Касинцев в мае 2022 года по моей просьбе заложил три шурфа на месте предполагаемого захоронения, но никаких следов могил найдено не было. Однако Антон сделал оговорку – грунтовый могильник шурфами найти не так просто…
По современной диспозиции «старый погост» находится в 200 метрах строго на запад от футбольного поля «Олимпийца»:
Не могу со 100% уверенностью утверждать, что «старый погост» у Клязьмы является захоронением каналоармейцев – слишком мало доказательств. Только сообщение С.Агеева и слова Г.М. Точёновой (Ботвиной). Тогда что за захоронение было вскрыто осенью 1941 года при рытье окопов? Или слова В.М. Ботвина тоже надо подвергнуть сомнениям?
Чем глубже копаешь, тем больше вопросов…
[1] Кувырков В. Хотелось бы всех поименно назвать // «Вперёд» (Химки) от 21 мая 1991.
[2] Воспоминания Ольги Викторовны Рахмановой (д. ф. Осипова), рукопись.
[3] Л.И.Гайдукевич Документальные воспоминания. М.: Издательство «Аслан», 1998 Стр.16-17.
[4] Кокурин, А.И Дмитлаг ОГПУ-НКВД СССР / А.И. Кокурин // Канал Москва-Волга: История и современность. – Дмитров: МБУ музей-заповедник «Дмитровской кремль», 2012. С.26.
[5] Городской архив Химок Ф.35, Оп.1, Д.17, Л.2.
[6] Городской архив Химок Ф.35, Оп.1, Д.17, Л.13
[7] Городской архив Химок Ф.35, Оп.1, Д.423, Л.35об.
[8] Городской архив Химок Ф.35, Оп.1, Д.17, Л.11.
[9] С.Агеев «Из истории строительства канала Москва — Волга 1933-1937 гг.: химкинский участок» (https://www.ecmo.ru/articles/kolesom-po-trupam-aktivist-sergey-ageev-podgotovil-doklad-o-massovyh-zahoroneniyah)
[10] РАГДА Ф.1354, Оп.250, У-2с
[11] Архив храма Успения Пресвятой Богородицы в Трахонеево. «Геометрический Специальный План Московской губернии и уезда села Успенского Троханеево тож и деревни Свистуха. Майя 1-го дня 1847 года». Копия.
[12] ЦГА Москвы Ф.203, Оп.759, Д.723 Л.2
[13] ЦГА Москвы Ф.2132 Оп.1 Д.145 Л.347
